Home Новости «И скажут когда-нибудь люди: если этот народ пережил и такие времена, и не погиб, то он сильный…»

«И скажут когда-нибудь люди: если этот народ пережил и такие времена, и не погиб, то он сильный…»

by AdminGWP

Этoт тeкст, пoчти пoлнoстью сoстaвлeнный с цитaт, – кaк aвтoпoртрeт бeз глянцa. 150 лeт нaзaд рoдилaсь Лaрисa Пeтрoвнa Кoсaч-Квиткa (1871-1913). Лeся Укрaинкa

Oнa oблaдaлa, пo слoвaм Ивaнa Фрaнкo, впeчaтляющим диaпaзoнoм пoэтичeски эмoциoнaльнoгo выскaзывaния: «…oт тиxoй грусти дo нeистoвoгo oтчaяния и мужeствeннoгo, гoрдoгo прoклятия — eстeствeннoй рeaкции прoтив xoлoднoй уныния». В ee твoрчeствe и звoнкиe вeснянки, и дeтскиe скaзки, и вeличeствeнныe дрaмaтичeскиe прoизвeдeния, тaкиe кaк «Кaмeнный xoзяин», «Лeснaя пeсня», «Кaссaндрa». Oднaкo, Лeся Укрaинкa нe тoлькo бeллeтрист мирoвoгo урoвня. Oнa — рыцaрь слoвa и мысли. Нaшa дуxoвнaя нaстaвницa. Ee твoрчeствo и судьбa — нe oб «искусствe жизни», a, скoрee, oб искусствe пoбeждaть: oбстoятeльствa, сeбя и ту жe судьбу. Пoэтoму в сии пaмятныe дни вспoмним Лeсю, кaкoй oнa былa, a eщe… пoсмoтрим нa нee ee жe глaзaми.

Псeвдoним, кoтoрый стaл имeнeм и судьбoй

В 13 лeт дeрзкий пoдрoстoк выбрaл сeбe псeвдoним, кoтoрый стaл eй нoвым имeнeм — нa вeкa. Гoрдo нaзвaлaсь Укрaинкoй — грaждaнкoй нeсущeствующeгo гoсудaрствa. Пoтeряннoй стрaны прoшлoгo — и жeлaннoй стрaны будущeгo. Стaлa мeжду ними и сoeдинилa, срaстилa. Ee пeрвым стиxoтвoрeниeм, нaписaнным в дeвять лeт, былo стиxoтвoрeниe «Нaдeждa» — нe пo-дeтски сeрьeзнoe, пoсвящeннoe рoднoму чeлoвeку — тeтe Элe, сeстрe oтцa Eлeнe Aнтoнoвнe Кoсaч (нa фoтo в цeнтрe), кoтoрую oтпрaвляли в ссылку в Кашлык.

На фото в первом ряду (по левую руку направо): Михаил Кривинюк (сам Ольги Косач), Великая Косач, Елена Антоновна Тесленко-Приходько ("тетя Эля"), Лёнля Петровна Косач (Олена Пчилка), Петро Васильевич Тесленко-Приходько (мой Елены Антоновны); в втором ряду: Коляша Косач, Исидора Косач, Марьяся Лысенко (дочь композитора Николая Лысенка), Ксюша Косач; с. Запрудье. Нач. 1900-х годов

Как надежда станет одной изо основ его бешено щедрого поэтического дара. Знаменитое «Contra spem spero» — острое и бескомпромиссное, о котором Васюня Стус в одном изо писем из ГУЛАГа отметил, словно «…сверху самом деле архи страшно это Лесино «безо надежды надеюсь»»… А ради Мавку говорил: «Океанида — это мечта, сие короткое солнце в серой жизни Дух — это праздник, воскресение души. А Килина — сие серые будни, сие сало с чесноком, сие полная макитра вареников и ни одной звезды по-над головой. «Масленица» любит Килин, а нимф убивает…»

Примечательно, который Леся Украинка была посреди любимых поэтов супротивный бескомпромиссной рыцарки духа — Елены Телиги, которая называла книгу «духовным оружием».

Периалгия: «я больше могу утерпеть, чем думала дотоле»

Несмотря получи и распишись тяжелую болезнь, а бугорчатка костей тяжелая страдание, когда больному доводится сосуществовать с изнурительными и исполнение) тела, и для духа приступами боли, — Леся Хохлачка не была «жалобщицей», побыстрей наоборот — «утешительницей». Едва изредка в ее письмах встретишь сведения о болезни — голые документация, без стонов, по всей видимости: «за подобно как?» и «зафигом?». Хотя, естественно, она не была сказочным оловянным солдатиком… Первое дело и в ее письмах случались нотки безнадежности — такие переписка сама Леся называла «вешальными» — в таком случае есть, печальными и безрадостными. При всем том со временем установка закалился. После смерти дяди, Михаила Драгоманова, некоторый имел на нее огромное инфекция, Леся писала матери с Софии: «Жестокое акция жизни — не дает инда опомниться людям, по сей день гонит вперед и ставит близкие вопросы… Я вижу днесь, что я больше могу пережить , чем думала сперва. Да, мамочка, как рукой сняло то время, порой я писала «вешальные» переписка, теперь будет кончено иначе…». Сие был 1895 година, Лесе исполнилось 24 лета.

«Кто отдает, оный и получает, кто забывает себя, вдругорядь себя находит…»

За этого она находила силы на поддержки родных и близких: сестер, любимого, подруги, мужа. Бросив весь век, поправ опасность рецидива собственной болезни, поехала в Менеск ухаживать за мучительно больным Сергеем Мержинским, тот или иной умер у нее сверху руках. Позже заботилась о муже — «любом Клене», «Квиточке», вроде она его называла, Климентом Квиткой. Поддерживала подругу — Ольгу Кобылянскую, идеже та переживала душевную драму — отверстие с Осипом Маковеем. Леся слала Ольге чертовски горячие письма поддержки, которые были без- просто данью вежливости — сие слова-заклинания, они полны разэтакий мощной искренности и силы, которая чувствуется даже если сейчас, 120 полет спустя:

Леся Украснка с Ольгой Кобылянской и матерью Оленой Пчилкой

«Хтось отнюдь не з подлої маси скований, а з благородної, і сверх те мусить від огню гартуватись, а безграмотный ламатись… Коль хто нещасний, в таком случае мусить бути гордим, інакше безлюдный (=малолюдный) витримає з честю… Хтось мусить мати одвагу до самого життя, ту найвищу людську одвагу… Чи хтось чує, як його хтось с ума сходить по ком? Хтось його в) такой степени високо ставить в думці своїй і эдак заздро боронить від всього, що може вразити чи образити. Пускай хтось не зневажає себя, нехай хтось плаче, если йому тяжко, але черт с ним не катує себя, бо комусь іншому болить від того, дуже болить…» (Ольге Кобылянской, 15 Гутя 1901 г.). Писательницы называли любитель друга ласковыми именами «хтось» і «хтось», «хтосічек», «хтось чорненький» (Ольгуня) і «хтось біленький» (Леся) и были настоящими посестрами, родными одним духом.

«Скептичный умище и фанатичные чувства», возможно ли Леся о себе

В 27 планирование Леся Украинка написала матери: «… ми кажется, что передо мной какая-ведь великая битву, с которой выйду победителем то есть (т. е.) совсем не выйду. Неравно у меня действительно (за)грызть талант, то некто не погибнет, — сие не талант, коль скоро погибает от туберкулеза или — или истерии! Пусть и мешают ми эти беды, а зато, кто знает, невыгодный куют ли они ми такое оружие, которого в закромах у других, здоровых людей».

  • «… я отношусь к тем людям, которые, если видят перед глазами маленькую тучку, так им кажется, чисто солнце погасло, а когда-нибудь поймают луч, так думают что упек пришло жить в их душу, точию почему-то я могу трудиться преимущественно в пасмурное момент, а в солнечное становлюсь несколько неспособной к выявлению себя в слове (зато хорошо и не всегда)…»
  • «Я млекопит эластично-упрямый (таких беда сколько среди женщин), нигилистический умом, фанатичный чувством, к тому а давно усвоила себя «трагическое убеждения», а оно приближенно хорошо для закалки. Одна моя знакомая — еврейка-сионистка, персона очень несчастной жизни, что-то около ответила на обалдайс приятелей ее отвагой в принятии всякого несчастья: «А идеже это написано, почто я должна быть счастлива?» Да ну? не мудро сказано?..»
  • «Я самоё не очень экспансивна, — сие кажется, характер всея нашей семьи, — сие нехорошо, но я шиш не могу вперерез этого, и Вы малограмотный думайте обо ми плохо, если время от времени я покажусь Вам плохо откровенной. Никогда ближайшие братва не знали меня всей, и я думаю, будто это так кончайте всегда. Друзья мои привыкли к этому и дали ми свободу говорить всего-навсего о том, о чем я хочу».
  • «Я люблю задерживать мои отношения im Klaren (в ясности (нем.) — Ред.), И ничто меня где-то не мучает, словно невнятная фальшь. Русские считается: «худой земля лучше доброй ссоры», так я считаю как коль скоро наоборот: лучше по жизни поссориться, чем неискренне удовлетворяться».
  • «Я инда не люблю, так чтоб кто-то сидел у меня, как-нибуд пишу, а вслух вознамериваться могу только в бреду. …могу делать литературой только в таком разе, когда одна в доме, и в таком случае в основном вечером и в ночь. …Писать «на правах-нибудь» …я могла бы, хотя не хочу …мало-: неграмотный считаю согласным… с моей литературной гордостью (признаюсь, а она все но у меня есть)».
  • «Я маловыгодный буду нагонять Вы грусть, потому почему я в жизни больше оптимистка, нежели в своей литературе. Сие зависит от того, чего я пишу, особенно рано или поздно у меня на душе будь по-твоему дождь, а он всё-таки-таки не и тот и другой день идет…»
  • «Я (иной нарочно пишу цидулька с тем, чтобы постфактум порвать, — сие «открывает нашивка» и дурное удар вылетает из воздуха, что чад».
  • «Боюсь, чисто если бы автор с Вами чаще и длительнее виделись, я показалась бы Вас монотонной, собственно, с-за этой «несгибаемости», которой в данное время Вы так восторгаетесь…»
  • «Невыгодный знаю, как исполнение) кого, а для меня момент, если бы я увидела свою подробную биографию в печати, была бы самой досадной минутой моей жизни, при всем желании угодить моим критикам в моей биографии отнюдь не нашлось бы сойдет ни особо интересного для того людей, ни неумеренно позорного для меня самой».
  • «Нехай лучше будет exagération (аггравация (франц.) — Ред.) в сторону «рыцарства», нежели «пошлости », — буде выбирать из двух, в таком случае я уже предпочитаю жить(-быть Дон-Кихотом, нежели Санчо Пансой, беспричинно мне больше числом натуре и даже по мнению фигуре».
  • «Я что-то не делать (век не выдерживаю предварительно конца фальшивого может ли быть унижающего меня положения, и в случае если не могу без затей встать и уйти, ведь вырываюсь, разрывая свое штаб и, видимо, и чужое раня…»
  • «Часом не имеешь власть умереть — надо совмещать силы для работы»
  • «…«пишу — итак существую», а видишь, если перестану во всем писать (не корреспонденция), тогда уже видно худо будет».
  • «У кого несть обязательной по срокам литературной работы, оный не знает, какое сие счастье для человека в оный день, когда, наконец-то, отправит рукопись чтоб духом твоим здесь не пахло из дому!»
  • «… с меня такой газетчик, «як из-за денежку пістоль»…»
  • «Послаблять не могу в принципе предисловия и комментарии стряпать».
  • «… Ноне на какое-так время могу перемереть от российщины и слагать что-то ad animae salutem (интересах души (лат.). – Ред)…»

Корреспонденция Леси Украинки Ивану Франко, Михаилу Павлику, Ольге Кобылянской и сестрам
  • «Захотели Вам,чтобы наши людишки что-то говорили о Вашей новелле! Они ужель что тогда заговорят, эпизодически им целый часть таких вещей напишете, и так еще неизвестно. У нас мифограф, если хочет, чтоб о нем больше говорили, ведь должен умереть, после этого его с большим шумом похоронят и начнут черкать везде и всюду, ровно «вся Хохдяндия плачет» числом своему славному сыну» и т.п.». Сие из письма Леси Украинки Ольге Кобылянской, 14/21 декабря, 1900 возраст. Здесь Леся собственно повторяет слова своего дяди Михаила Драгоманова, сказанные им 10 мая 1861 лета, во время перезахоронения Тараса Актау на Чернечьей грусть. Тогда некая партнерша положила на поэта шуба деревянная терновый венец, и сие натолкнуло Драгоманова получи мысли о том, ась? в Украине поэт первым (делом должен умереть, а впоследствии из него сделают почитание мученика, о чем спирт и сказал в речи.
  • «… материальная самостоятельность — одна из важных основ нравственной независимости …Тогда плохо же, аюшки? украинский литератор мало-: неграмотный может «в доме» ни дешевле пареных грибов заработать, и это чистейшей воды наш крест — обивка чужих порогов, сызнова слава Богу, словно я могу как-ведь перебирать и выбирать, а кое-кто-то и в лужу садятся, поелику что нет выхода…»
  • «… все наша литература веселостью мало-: неграмотный отличается, тогда не хуже кого начитаюсь ее (никак не исключая и собственных произведений), ведь так и хочется бякнут с отчаянием Гамлета: «Най д’явол волочить смуткове убрання, а я надіну ясні кармазини!» и, видимо, я сие сделаю, только пока не сейчас, понемногу буду мириться, вот же азы красные шляпы таскать…»

Самый больший страх. О собственной музе

В письме Агатангелу Крымскому Леся Малороссиянка писала: «…А в конце, рано или поздно моя муза дает Вас и другим людям, мало-: неграмотный только мне, некую иллюзию света, — не поминай лихом то даже зрительный обман — не ми жаловаться на нее, сие было бы неблагодарно, оттого что все самое светлое в моей жизни происходило ото нее, а когда существование (бренное) была все-таки темна, в таком случае она в этом безлюдный (=малолюдный) виновата».

«С польской статьи ми больше всего понравилось так, что «Прорицательница» страшна в (видах поляков. Вот малограмотный знала я, чем их разрешено напугать. Эта вознесение, по-моему, самая большая, а в таком случае они все хвалят нас следовать «тихую печаль», «резигнации» и подобные ни капельки не страшные барахло, и пора уже им выговаривать что и мы можем принадлежит) «сильную руку»».

Получи и распишись намек Михаила Павлика о книжка, что ей следовало бы воздерживаться, как ему показалось, чрезмерной политизированности, Леся Малороссиянка ответила: «Коли уж на то пошло надо избегать ми и моей поэзии, моих искренних слов, вследствие этого что произносить и устанавливать их на бумагу, избегая того обстановка, на которое они зовут других, ми будет стыдно. Ежели не vis major (высшая мера (наказания) сила (лат.). — Ред.), что это было давно сих пор, а мое собственное усмотрение заставит меня «корпеть тихо и не становиться на дыбы» — и наравне долго сидеть? Может, (сих перегорит и та Силка, которая теперь опять-таки где-то немного спустя теплится в душе?) — я раз такие пироги буду вынуждена извинять мою «единственное булава» слово и останавливаться глухонемой. Только сие страшно, я этого чище боюсь…»

Исидора Косач–Борисова и Вася Кривинюк, племянник Леси Украинки в США

Часом Исидору Петровну Косач-Борисову (1888-1980), самую младшую сестру Леси Украинки, которая прошла сталинские лагеря «ОнегЛАГа», спросили, экий была бы Материал судьба, если бы возлюбленная жила при большевиках, Исидора Петровна сказала: «Возражение знает каждый, кто такой читал Лесины произведения. Честная и последовательная, симпатия никогда не примирилась бы с властью в новейшей стране неволи».

Круглым счетом чему учит нас Леся Малоруска? Учит не отказываться от своего: принципов, товарищей, своей веры, страны и свободы. Что писала она Ивану Франко: «И скажут при случае-нибудь люди: когда этот народ пережил и такие Век Петра, и не погиб, в таком случае он сильный…»

Подготовила Светланка Шевцова, Киев

0 комментарий
0

You may also like